Глава 9 Чужие Мысли


Твой флаг поднят вверх
Идет жизнь без помех
Вперед!
Все взял, что хотел
А то, что не успел
Не в счет
Ты как все вокруг
Врагам - враг, другу - друг
Но лишь под землей
Становишься собой
Под землей скрыт бункер твой
Ты в нем вершишь дела
Ты - на службе Силы Зла...

Зная исход
Веришь в себя
Твой дом обойдет
Чаша сия
Точен как штык
Как штык жесток
Мир в один миг
Ляжет у ног!

Ария, «На службе у Зла»


Дом Реддлей утопал в темноте сгустившейся ночи, запутавшей туманом стволы вековых деревьев и гладь поросшего стеблями тростника.
Вокруг не было никого - деревня Литтл-Хэнглтон безмятежно спала, увязнув в тишине и мраке под холмом Дома Реддлей, а сам Дом был таким же пустым и заброшенным, каким он был и десять, и пятьдесят лет назад.
Ни в одном окне не горел свет, нигде на всей территории усадьбы не было видно ни следов человека, ни животных.
Ни намека на то, что здесь вообще может быть хоть кто-то живой.
Впрочем, жители Литтл-Хэнглтона были полностью уверены в том, что Дом Реддлей опустел раз и навсегда со смертью старого садовника Фрэнка Брайса. Инфаркт миокарда - так объяснили кончину Брайса полицейские, нашедшие его мертвое тело летом этого года.
Поэтому ни у кого не было подозрения в том, что сегодня непонятный ветер, возникший вечером над усадьбой, и легкий шум в Доме - всего лишь игра воображения и скрип рассыхающегося дерева.
И никто не замечал, что перед парадным входом дома в течение этого вечера возникали темные фигуры, тут же исчезающие за тяжелыми дубовыми дверьми.
Да, в прочем, как их было заметить, если фасад дома был скрыт корявыми ветками яблонь и диких груш, и раскидистым лапником елей и пихт, хоть и редких, но не становящихся оттого бесполезными в отделении Дома Реддлей от всего остального мира.

И жителям Литтл-Хэнглтона было невдомек, что сейчас тень у дверей Дома отбрасывается вовсе не высокой пихтой, а фигурой, стоящей во мраке веранды.

- Abrа la puerta por Tomador de Mort.


Дверь тихо отворилась, впуская фигуру в зияющую мраком пасть проема; темный плащ взметнулся за спиной…


…Резко запахнув мантию, Люциус Малфой шагнул через порог Дома Реддлей.
Огромный старинный зал. Почерневшие, но пока еще крепкие половицы и бронзовые люстры, со свисающей с хрустальных капель паутиной. Две широкие дубовые лестницы. И темный арочный пролет между ними. За ним ничего не видно - впрочем, даже если там и окно, во мраке наступившей ночи она какое же непроглядное, как и все вокруг.
Люциус минул пролет, морщась от пыльных гобеленов, и оказался в трапезной, обставленной во мрачном готическом стиле.

Шесть месяцев он выполнял свой обет Темному Лорду. Медленно пробирался к новой идее Фаджа и Дамблдора - созданию Министерства Обороны. Целью нового министерства было предупреждение появления опасных магическому сообществу волшебников, контроль над бывшими Пожирателями Смерти.
Это было продуманным ходом со стороны Дамблдора - летом ему никто не поверил, что Темный Лорд воскрес, но против Министерства Обороны Фадж был не против. Он не увидел за ним тайных замыслов о вновь появившейся угрозе Того-Кого-Нельзя-Называть.
И Темный Лорд, узнав об этом, счел, что в министерстве нужен свой человек, и чем больше власти будет в руках этого человека, тем легче будет приступать к осуществлению всех задуманных целей.
И он, Люциус Малфой, Пожиратель Смерти, проникновенно втолковывал Фаджу о том, что в новом министерстве просто обязан быть тот, кто досконально знает каждого из Пожирателей, знает их цели, и может выявить того, кто представляет угрозу для спокойствия волшебного мира.
И Корнелиус Фадж, Министр Магии, прекрасно знающий о том, что Малфой сам был Пожирателем, полностью согласился с убеждающими доводами слуги Темного Лорда.
И теперь Люциуса Малфоя от должности Министра Обороны отделяла только незначительная задача - предоставить зарождающемуся Министерству и Суду Авроров бывшего приспешника Волдеморта, проявляющего немотивированную агрессию или подозрительные действия.
О, такой Пожиратель был… и Темный Лорд сам намекнул на его несостоятельность…





Стоя у стеллажа во всю стену с книгами, Люциус зло улыбнулся участи этого Пожирателя.
Часть стеллажа отъехала чуть в сторону - двумя секундами раньше «Книга Теней» была вытащена с полки длинными холеными пальцами Малфоя-старшего.
Он поставил книгу на место и скользнул за стеллаж, медленно становящийся на место. Тут же перед глазами вспыхнули факелы, освещающие ступени древней каменной лестницы, круто спускающейся вниз, тонущей во мраке и сырости подземелий.

Шаги вниз - и за спиной гаснут огни, а впереди только зажигаются. Направо. Арка. Пароль? - «gobernate monarquia es orden»

- Добрый вечер, Люциус. Он уже здесь.


* * *




- Я больше не могу! - проорал Рон, когда оглушающий бой тарелок и барабанов дошел до своей наивысшей точки и завис там в непереносимом громыхании, - Гарри, прекрати, я тебя умоляю!

- Я - всех - ненавижу!

- Гарри, это правда невозможно! Пожалуйста, перестань! - взвыл Вано с дивана, поднимая взгляд с книги на Гарри.

- Я - хочу - всех - убить!

- Гарри, ты хоть объясни, в чем дело, что ли…

- У - меня - снесло - крышу!

- Заметно… это из-за квиддича? Или просто так?

- Я – не – хочу – больше - жить!!!

- Плохо дело…

- Да знаю я…

Гарри вздохнул и, присев на пол, начал задумчиво втыкать барабанные палочки в пазы стоек тарелок.
В голове творилось что-то ненормальное – этой ночью он проснулся от невыносимой боли в шраме и долго не мог прийти в себя от боли и воспоминаниях о слепящих зеленых вспышках. А потом, когда сон снова начал заявлять о себе, какой-то замок тонул в огненном мареве, в воздух взлетали оплавленные каменные осколки, а вокруг сверкали льдом заснеженные горы, и в ущелья между ними стекала лава… нет, скорее расплавленный металл… и внутри этого замка захлопывались двери и проходы перекрывали стальные решетки… ступени лестниц проваливались и сквозь пустоты взмывали железные колья…
И в миг, когда очередная решетка врезалась в каменный пол, он увидел, что за ней остался Драко. И когда Гарри подбежал к решетке и попытался открыть ее, Малфой вдруг улыбнулся и отпрянул от нее, а потом медленно пошел по коридору назад, и за его спиной гасли факелы и рушились стены, а по полу ползли широченные трещины.
Гарри кричал ему что-то, он уже не помнил что точно, но Драко даже не оборачивался, и когда он почти исчез во тьме, от него начали расползаться тонкие струи огня… а потом они вспыхнули, лизнули языками пламени потолок и сплошная волна огня покатилась по коридору к Гарри…
И вместе с огнем его накрыл холодный смех, и уже просыпаясь, Гарри с ужасом осознал, что этот смех принадлежал Драко…


Он никому не рассказал об этом сне, но держать в себе все было невозможно.
Особенно после того, как он увидел Драко, идущего по коридору после Зельеваренья. Коридор был почти пустым, Крэбб и Гойл ушли чуть вперед, и когда Гарри выматерил все поколения Снейпов, Драко вдруг обернулся и улыбнулся ему той самой улыбкой, что была в гаррином сне. А потом за ним заискрился и погас факел.

Уроки закончились – этот день был довольно скучным и дождливым, и из-за этого не получилось ни квиддичной тренировки, ни бесцельного времяпрепровождения у озера, и Гарри с Роном пошли на Базу (Ричи решил, что так будет удобнее называть «это помещение с музыкальной хренотой»).

И Гарри, наплевав на виолончель и гитару, или, может, пожалев их несчастные струны, обрушил все свои нервы на ударную установку. Играть на ней он не умел, но, впрочем, умение здесь и не требовалось – всего-то долбать палочками по всему, что попадается под руки. О ритме здесь не шло и речи…



- Привет панкам, - веселый голос Гермионы нарушил молчание после завершения «сольного концерта» Гарри

- Надо говорить не «привет», а «хой», - заметил Вано, - Герм, прикрой за собой дверь, ладно?

- Я думаю мне не понадобится это делать, - произнесла Гермиона, опираясь о косяк плечом, - Рон…

Рон вскинул на нее вопросительный взгляд

- Нам… нужно поговорить, Рон, - выдавила Герм, - наедине.

- Хорошо, - неожиданно быстро согласился Рон, поднимаясь с кресла, - пойдем.

Ричи фыркнул, и через пару минут вылетел из Базы вслед за ними.

- Нам опасно оставаться вдвоем, Гарри, - ухмыльнулся Вано после того, как ушел Самбора, - опять что-нибудь натворим…

- Ага, - Гарри хмыкнул, просунув барабанную палочку насквозь через два паза стойки на разных уровнях, - слушай, Вано, тебе никогда не снились сны… - он задумался, стараясь сформулировать фразу так, что бы обойти все колкости, - в которых тебя… ну, скажем, предает человек… ну… который тебе… короче, которого ты…

- Любишь, - закончил Вано, видимо, поняв, с каким трудом дается Гарри выражение своих мыслей в ясной форме.

- Да.

Вано потянулся, переворачиваясь со спины на живот, и отрицательно помотал головой.

- Никогда, Гарри.

Гарри тяжело вздохнул, снова вспомнив кошмары своего сна, эту улыбку Драко… и его смех… и рушащийся замок… волну огня…

- Это Малфой, да? – неожиданно спросил Вано, подсев к Гарри, - про него у тебя был сон?

- Да… - неуверенно ответил Гарри, и в этот момент он вообще не думал о том, что еще пять минут назад не хотел говорить Вано о Драко, - Вано… откуда ты знаешь?

Вано ухмыльнулся, помолчал немного, а потом заговорил:

- Ну, знаешь, Гарри… я конечно, не понимаю, почему остальные этого не видят… или не хотят замечать… но твои взгляды на Малфоя и как ты говоришь о нем… насколько я знаю в прошлом году вы же не могли нормально разговаривать… во всяком случае ваша неприязнь была известна на всю школу, - Вано вдруг улыбнулся, - а ты сам теперь не замечаешь, что когда хоть кто-то говорит о Малфое, ты улыбаешься?

- И ты все это знал и не сказал мне? – Гарри ощутил, как в животе образовывается ледяной ком, и вместе с тем что-то теплое, даже горячее борется с этим чувством.

Неужели так видно, что он уже совсем не хочет ни оскорблять Драко, ни превращать его в кровавые ошметки, а хочет совсем другое..?

- Как не сказал? А сейчас я что делаю? – искренне удивился Вано, - ну я не знаю как тебе это объяснить… почему я почти сразу подумал на Малфоя. И еще… когда ты пришел сюда с разбитой губой… и сказал, что вы с Малфоем подрались… у тебя на лице было написано, что ты доволен чем-то иным…

- И что я рад совсем не рад тому, что он оказался в больничном крыле, да? – медленно произнес Гарри, взяв с низкого столика пачку сигарет.

Вано улыбнулся и кивнул головой, а Гарри прикурил, вспоминая сцену в учительской.

 

- Гарри, а можно задать тебе нескромный вопрос? – неожиданно спросил Вано, ухмыляясь так, будто он сам удивлялся своей наглости.

- Можно, - хмыкнул Гарри, стряхивая пепел с кончика сигареты на пол, - я сегодня добрый.

- Хмм… как бы это так поделикатнее спросить… ну так ты с Малфоем уже трахнулся?

От неожиданности Гарри вздохнул слишком глубоко, и закашлялся от сигаретного дыма.
Подавив очередной приступ кашля в зародыше, он посмотрел на Вано.
Ни лице Дершнайдера не было ни чуточки смущения. Вот бесстыжее существо!

- Это ты так деликатно спрашиваешь? – усмехнулся Гарри, - а как бы тогда звучал неделикатный вопрос?

- Не знаю, - лаконично ответил Вано, - так да или нет?

- Да, - произнес Гарри, и почувствовал, как по сердцу будто полоснули острой бритвой – какая грязь это была… кровь и боль… слезы… а Вано наверняка подразумевал под «трахнулись» далеко не изнасилование.

- Ну и… как?

- Отвратительно, - сказал Гарри, со злости туша сигарету о хромированный бок барабана, - он плакал. Потому что я изнасиловал его.

Странно – а Вано это было говорить в тысячу раз проще, чем Чоу. Нет, не потому что Гарри рассказывал ей все в первый раз, а Дершнайдеру во второй. Здесь было что-то другое.

- Теперь я прекрасно понимаю смысл «Демона», - тихо произнес Вано, поднимая на сосредоточенный взгляд Гарри, - а то я все думал, с чего это ты такую песню написал…

- Вано… ты не будешь считать меня грязной мразью после того, что я тебе сказал? – обречено спросил Гарри, вытаскивая из пачки вторую сигарету.

Темно-синий взгляд наполнился удивлением, и Вано чуть-чуть улыбнулся, откидывая со лба выбившиеся из хвоста черные пряди волос.

- Людям свойственно делать ошибки, - глубокомысленно изрек он, - хоть ты и великий ГэПэ, но даже ты не можешь делать абсолютно все правильно.

- Но этим я, похоже, сломал всю свою жизнь. И его жизнь тоже, - пессимистично отозвался Гарри.

- Ой, Поттер, я тебя умоляю, - неожиданно весело сказал Дершнайдер, - вот на что спорим, ты прекрасно знаешь, что Малфой тебя хочет?

- Хочет еще не значит любит, - Гарри затянулся и запустил руку в волосы, - я не хочу опять делать ему больно. Но я не могу больше терпеть, Вано… я хочу его и я люблю его… я так больше не могу, - выдохнул он.

- Да поговори ты с ним, - беззаботно произнес Вано, - не захочет говорить – затащи куда-нибудь. Ну он же не тупой, наверное. Просто представь себе, как он, гордый слизеринец, может первым заговорить с тобой на такую тему?

- Вано, как же у тебя все просто, - рассмеялся Гарри, несмотря на свое наипоганейшее настроение.

- Это не у меня все просто, - фыркнул Вано, вытаскивая барабанные палочки из стоек, - это в принципе все просто. А ты сам себе столько препятствий нагородил, и теперь думаешь, что ни черта у тебя с Малфоем не получится… ты зачем палки сюда засунул? Непорядок, непорядок…

- Знаешь, Вано, - улыбнулся Гарри, - ты обладаешь удивительной способностью вытаскивать людей из депрессии.



* * *

Подвалы Дома Реддлей, ночь с 11 на 12 декабря 1995 года.

Мерцающий свет факелов выхватывал из тьмы куски стен, сложенных из грубого, неотесанного камня. С низкого потолка свисали сталактиты, почти как в пещерах.
Подвал дышал сыростью, и в каждой трещинке камней ползли тонкие полосы мха и плесени. Подвал дышал холодом и страхом, и даже тихие голоса отражались эхом от стен и закоулков, таящихся за сводами арок и узких проходов.
На каменных скамьях, выстроенных полукругом, сидели Пожиратели Смерти – теперь почти все; и Люциус коротко кивнул им в знак приветствия.

- Мы больше никого не ждем, Люциус? – подал голос Уолден Макнейр, откидывая капюшон с головы.

- На этот момент - нет, - Люциус прошелся вдоль скамей и присел у подножья высокого каменного трона, стоящего напротив дуги Пожирателей.

Взгляд скользнул по лицам, и остановился на высоком худощавом мужчине с короткими седыми волосами.

- Игорь, неужели ты думал, что, снова появившись в Кругу, избежишь наказания? – усмехнулся Люциус, глядя в его черные, болезненно блестящие глаза.

- А ты так не думал, Малфой, когда отрекался от прошлой жизни? – презрительно фыркнул мужчина

Люциус высокомерно улыбнулся.

- Нет, Игорь, не думал. Я аппарировал сюда летом, а ты сбежал, бросив своих деток на Турнире.

Пожиратели тихо рассмеялись, насмешливо поглядывая на Игоря Каркарова.


- Кого ты испугался, Игорь? Уж не Дамблдора ли? Или, может, Фаджа? Почему ты не остался с ними? Ты же у нас почтенный директор Дурмстранга… а вдруг кто-нибудь узнает, что ты снова приполз к Темному Лорду? – продолжил Люциус, задумчиво переставляя волшебной палочкой осколки малахитового барельефа, осыпавшегося с потолка.

Снова тихий смех.
Каркаров вскинул голову, с ненавистью глядя на Малфоя.

- А вдруг кто-то узнает тоже самое о тебе?

- О, мне жаль тебя разочаровывать, - Люциус перевел холодный взгляд с осколков на Каркарова, - вряд ли найдется кто-то, способный доказать, что Люциус Малфой все еще Пожиратель Смерти. И я не думаю, что те, кто достоверно это знают, пойдут сдавать меня в Уизенгамот. А вот тебя, Игорь, Уизенгамот очень ждет, - ухмыльнулся Малфой, глядя в испуганные глаза Каркарова, - и Азкабан тоже.

- Ты не посмеешь… - тихо, но четко произнес Каркаров, - я сдам вас всех, - на его лице вдруг появилась безумная улыбка, - и они снимут с меня Империус, если ты прибегнешь к нему.

Улыбка, которой в ответ наградил его Люциус, была настолько безжалостной и презрительной, что несколько Пожирателей опасливо переглянулись.

- Ну… - протянул Малфой, словно невзначай направляя волшебную палочку на директора Дурмстранга, - мой Империус авроры, возможно, и снимут. А вот Империус Темного Лорда…

Не договорив фразу, Люциус поднялся на ноги и отошел чуть в сторону от трона.
По подвалу прошелся порыв холодного ветра, факелы заискрились, и у трона возникла мрачная фигура Лорда Волдеморта.
Пожиратели склонились перед ним, на коленях приветствуя своего Господина.

- Добрый вечер, Пожиратели, - прошелестел тихий голос, и Волдеморт опустился на трон, Пожиратели снова заняли свои места.

Люциус остался стоять справа от трона Темного Лорда. Он знал – просить и умолять Темного Лорда о чем-то бесполезно. Он делает все тогда, когда считает нужным. И что бы получить желаемое, надо действовать. Выполнять приказы. Ничто нигде не дается просто так.

- О, Люциус… - словно только что заметив присутствие Малфоя, произнес Волдеморт, - ты ждешь этого?

Он небрежно взмахнул волшебной палочкой, и легкие золотистые искры, возникшие около Люциуса, обрели форму и структуру грубо вытесанного из камня кресла.

- Садись, Люциус, - Волдеморт указал бледной костлявой кистью на сотворенное кресло, - это по праву твое место.

- Благодарю Вас, мой Господин, - Люциус поклонился и сел в кресло.

Пожиратели смерти зашевелились – после своего возрождения Волдеморт снова восстанавливал прежнюю иерархию.
Хотя… пятнадцать лет назад Люциус Малфой не занимал место правой руки Темного Лорда.
Но теперь многое изменилось – и каждый Пожиратель знал это – Малфой действительно сделал достаточно для того, что бы стать тем, кем наивные и перепуганные белые волшебники считали Сириуса Блэка.

 

- Игорь Каркаров, - красный взгляд Волдеморта, расчерченный полосой узких кошачьих зрачков, впился в побледневшего Пожирателя.

- Да, мой Хозяин, - пролепетал Каркаров, пытаясь не отводить своих глаз от лица Темного Лорда.

Люциус мельком подумал о том, что и он сам вряд ли смог выдержать этот жестокий, будто прожигающий душу, взгляд Волдеморта, и тень сострадания мелькнула в его сознании в тот момент, когда Каркаров не выдержал и уткнул глаза в каменный пол.
И в тот момент, когда Волдеморт направил палочку на Игоря, Малфой понял, что Темный Лорд не станет ничего объяснять Пожирателю – все сказал этот взгляд.

- Империо! – и к Каркарову рванул белый луч, и его взгляд стал неосознанным и пустым.

Водеморт коротко кивнул Летисии Грэй, и та, достав из складок мантии пузырек с зельем, подошла к Каркарову.

- Пей, - приказал Темный Лорд, и Каркаров послушно приоткрыл губы, принимая горлышко пузырька, обхваченного тонкими пальцами Летисии.

Люциус отстранено наблюдал, как дюйм за дюймом исчезает прозрачное зелье, и как улыбается Летисия.
Стройная, молодая – что такое, в сущности, для женщины тридцать пять лет? Грэй была ученицей Снейпа в Кругу до того, как он переметнулся на светлую сторону. Она многое успела освоить, и теперь сама создавала зелья не хуже Северуса.
Она появилась в Кругу рано - сразу после того, как закончила Хогвартс… впрочем, как и сам Люциус…
Своими длинными, черными волосами и серебристыми, с легкими отблесками голубого глазами она напоминала ему ту, которой не было уже в этом мире. Которая осталась всего лишь на страницах не написанной никем истории.
Он никогда не думал о Ней. Никогда, с того момента, как Ее не стало. Сначала было больно, а потом… время лечит раны, а Темный Лорд убивает ненужные воспоминания…

И сейчас у Люциуса не было мыслей о Ней – просто туман прошлого. Потому что любовь – это глупо. Потому что любовь – бесполезное чувство. И потому, что любовь – это слабость.
И еще потому, что Темный Лорд слишком хорошо умеет убеждать.



- Это зелье, усиливающие действие Империуса, - произнес Волдеморт, когда Летисия села на свое место, - и уничтожающее все признаки примененных заклятий. Продлевающее его действие на неограниченный срок. Так что наши маленькие авроры даже не догадаются, что Игорь действует не по своей воле.


Люциус усмехнулся, заметив, как самодовольно улыбается Летисия.
Грэй сработала хорошо – зелье действительно получилось превосходным, и Малфой уже сейчас прекрасно представлял себе картину суда над Игорем Каркаровым в Уизенгамоте.
Директор Дурмстранга, сначала отрекающийся от своих злодеяний, а потом раскаивающийся в них… Байки о Волдеморте, в которых нет ни доли правды. И ни один Аврор, ни один прибор не может определить хотя бы долю сверхмощного действия Империуса Лорда Волдеморта. Естественно, слушания закрытые, никакой прессы, и только основной состав Уизенгамота. И Корнелиус Фадж, жаждущий крови, и гордый от того, что во время его правления удалось скрутить такой опасный элемент темных сил. Дамблдор, у которого попросту нет полномочий для того, что бы как-то изменять решение, уже принятое Министром Магии, и всего лишь не оглашенного на Суде.
Безошибочно продуманный план.

Только чем быстрее воплощается этот план в жизнь, чем быстрее выполняются все остальные, тем ближе к тому, о чем Люциус Малфой предпочитал не думать. Не думать, что ТАК не должно быть.


* * *


Драко стоял перед огромными зеркалами, и кроме зеркал не было видно ничего.
В каждом зеркале было его отражение – бледное, растрепанное, в разодранной одежде, залитой кровью. В его руках был меч, и сияющее лезвие было так же, как и одежда, обагрено кровью. Металл сверкал в свете… свете чего?
Он поднял голову, и снова встретился взглядом со взглядом своего отражения.

Где… где я…?

Зеркала отражались друг в друге, и он видел десятки темных коридоров, уходящих в никуда.
Он почувствовал тревогу, страх, и разум настойчиво требовал искать выход. Направо. Налево. Вперед.
Здесь не было выхода. Только холодные озера зеркал и его отражения.
Бегом между стеклянными пластинами.
Нет… нет… нет… - как стук сердца, - нет… мне… не… выбраться… отсюда…

- Помогите! – его вскрик, отраженный сотнями зеркальных стен, чуть не оглушил его, пройдясь волнами по поверхности зеркал.

Драко остановился, перестав петлять между зеркалами. От отчаянья и безысходности своего положения с размаху ударил по ближайшему зеркалу мечом.
Серебряный дождь всплеснулся вверх и в стороны, осыпая его тысячей звездных осколков.
Больно. Опять кровь.
В пустой раме зеркала снова появилось стекло и отраженье Драко.
Меч, став вдруг слишком тяжелым, со звоном упал на стеклянный пол.
И Драко увидел, как его отражение нагнулось и подняло меч…
А потом шагнуло через раму возродившегося зеркала к нему, и стальное лезвие уперлось юноше в грудь.

По щеке почти нежно скользнула тонкая ладонь с длинными прохладными пальцами, и серебряные глаза вскинули на него грустный, словно прощальный взгляд.
И ледяной клинок резко врезался между ребрами Драко…


В глаза ударил яркий свет, и Драко неожиданно понял, что он все еще жив… что нет никаких мечей и бесчисленных зеркал… что лежит в постели своей спальни, и дневной свет проникает сквозь неплотно задернутые шторы… что это был всего лишь сон…


Но, проходя мимо зеркала, что-то неведомое заставило Драко бросить взгляд на свое отражение.
Юноша в зеркале метнул сосредоточенный взгляд на него.
Значит, все в порядке…

Пока в порядке, - прошептал незваный голосок в сознании.







На улице было чересчур холодно, даже несмотря на то, что зима только начиналась.
Порыв ветра хлестнул по лицу, едва Драко вышел на высокое крыльцо Хогвартса. Юноша поднял воротник мантии, ругая себя за то, что не надел шарф.

Пятые курсы Слизерина и Гриффиндора стояли перед замком, ежась от холода и ожидая профессора Травологии. Сегодня урок предполагался в Запретном Лесу, и, что бы не тревожить лишний раз его спящих обитателей, курсы объединили попарно.
Правда, возникал вопрос – а почему надо было объединять Слизерин именно с Гриффиндором?

Драко пробежал взглядом по головам учеников, выискивая в толпе Крэбба с Гойлом или, на худой конец, Забини или Паркинсон.
Но взгляд сразу же наткнулся на вездесущего Поттера.
Золотой мальчик, в распахнутой мантии и развевающемся на ветру ало-золотом шарфе, что-то вдохновенно рассказывал гриффиндорцам. Гриффиндорцы периодически истерически хохотали, а Поттер, видимо, кого-то изображал.
Шута, что ли… - подумал Драко, и решил, что в действиях Поттера нет смысла, потому что корежить из себя шута, если ты шут и есть, в крайней степени глупо, тупо и нелепо.
Но, гриффиндорцы, задыхаясь в очередном приступе хохота, кажется, так не думали.
Придурки, что еще можно сказать…

Но Драко все равно чуть улыбнулся, глядя, как Поттер нацепил свой шипованый ошейник на голову, при этом прижимая к груди учебник, и воздев над головой рокерскую «козу».


- Поттер сходит с ума, - хмыкнул голос за спиной Драко, - или уже сошел.

- Не думаю, Блэйз, - без труда узнав, кому принадлежит этот голос, ответил Малфой.

Урок проходил скучно – сначала Драко жутко замерз, шагая к Лесу, потом профессор Стебль рассказывала про Арктические Подлиственники, чрезвычайно редкие и потому трудно выращиваемые в искусственных условиях.
Драко было тоскливо, потому что про эти Подлиственники он читал летом, и ничего нового для себя не узнал, ему было скучно, грустно, смертельно грустно, а он не мог понять, почему все так.

Почему он один, а у Поттера есть настоящие друзья?
Почему вокруг него сплошная фальшь, а Поттеру никто не лжет, и он не лжет никому, потому что весь его мир - либо друзья, либо враги… где уж тут место обману…
Драко хотел сейчас попасть в другой мир, в альтернативный мир, где не было бы ни лжи, ни надменных масок, ни глупых граней между еще более глупыми понятиями…

- Я хочу остаться один, - сказал он Крэббу, когда тот поинтересовался, нормально ли он себя чувствует.

- Ээ, Драко, а как же урок? – Гойл кивнул на профессоршу и кустики Подлиственников.

- Я все это прекрасно знаю, - надменно ответил Драко, - уж не волнуйся, Грег, один пропущенный урок на мои знания никак не повлияет.

И Крэбб с Гойлом, не задавая больше лишних вопросов, ушли вперед, когда ученики под руководством профессора Травологии переходили от одной полянки к другой, теперь уже в поисках зимоцветных акаций.
Драко же присел прямо на снег у ствола огромной ели, раскинувшей свои колючие ветви почти до самой земли.
Что-то перевернулось в Драко с самого утра, лопнуло, словно слишком туго натянутая струна, и теперь трепетало в груди, заставляя думать о всем том, о чем лучше было бы даже не знать.
О том мире, в котором он был рожден, о мире, в котором ему нужно было жить. О мире, которому можно дать одно четкое определение – Мир Лжи.

Погруженный в горькие раздумья, Драко даже не заметил, что снег справа от ели захрустел, встревоженный чьими-то осторожными шагами, и как чьи-то руки осторожно отодвигали с пути еловый лапник, стряхивая снежинки и иней совсем близко от Драко, почти попадая ворохом снежного пуха на его мантию.
А потом эти руки мягко легли на его плечи, и Драко хватило одного взгляда на длинные загорелые пальцы с тяжелыми кольцами, что бы вздрогнуть от внезапно нахлынувшего на него невесть откуда взявшегося возбуждения.

И Драко, сам не зная, почему поступает так, не скинул с себя эти руки, не повернулся к их обладателю и не бросил в его адрес оскорбление, а остался сидеть точно так же, вдыхая чистый морозный воздух и ощущая, как чужое теплое дыхание ласкает его щеку…

- Ты почему здесь один сидишь?

Кто еще так нежно и ласково спрашивал его хоть о чем-нибудь?
Руки скользнули вниз, и потянули Драко на себя, вынуждая его повернуться к их хозяину лицом.
На зимнем солнце сверкнула стальная оправа очков, но ее холодный блеск потонул в сиянии изумрудных глаз.

- Я не люблю, когда ты один, - не дожидаясь ответа, мягко улыбнулся Поттер, - тебе совсем не идет одиночество.

Драко не знал, что сказать ему. Что ответить. Он просто смотрел на гриффиндорца, напрочь забыв о том, как думать и как говорить.

Поттер поднялся на ноги и протянул ему руку, а Драко, не раздумывая, взялся за нее и резко встал, взметнув намокшей мантией легкий снег у корней ели.
И тут же Гарри прижал его к себе, накрыв его губы холодным поцелуем, холодным потому, что вокруг вилась ледяная зима, и слишком горячим потом, потому что внутри горел пожар неиспытанных чувств. Чувств, которым просто некуда было больше деваться.

И такие же холодные руки распахнули на Драко мантию, и, забравшись под свитер, заставили его содрогнуться от набежавшей дрожи; потом, довольно грубо схватившись за его волосы, открыли поцелуям шею.
Драко метался между двумя абсолютно противоречивыми ощущениями – ему было холодно, потому что гаррины руки, скользящие по его груди, еще не успели согреться; леденящий ветер пролетал по обнаженной коже, и ему было слишком жарко оттого, что Гарри был рядом, что Гарри ласкал его, и оттого, что пожар чувств уже иссушил его, за короткий миг превратив море тоски в жаждущую воды пустыню.
Драко тихо застонал, прижимаясь бедрами к Гарри, и, словно в ответ на этот стон, Гарри рванул вниз молнию на джинсах Драко, и его ладонь сжала напряженный член юноши.
Драко задохнулся в собственных эмоциях. И, что бы не застонать в голос, впился зубами плечо Гарри, с которого сползла зимняя мантия, и теперь осталась лишь тонкая рубашка.
В голове вспыхнула мысль, что Гарри, наверное, больно, но очередной маневр гарриной руки вынудил его сжать зубы на плече еще сильнее.

Это казалось сном, абсолютным сном, потому что с жизнью происходящее никак не ассоциировалось.
Слишком неожиданно. Слишком спонтанно. И слишком, чересчур приятно… просто умопомрачительно…
Посреди заснеженного Запретного Леса… чуть ли не под носом у профессора… кажется, сны начали воплощаться в реальность…
И Драко, уже изнемогая от ласк Гарри, повис на его шее, и сил на вскрики не осталось – теперь он только глухо стонал и всхлипывал, уткнувшись лицом в шею гриффиндорца, находясь в опасном соседстве с шипами ошейника…
Впрочем, какая разница…
Близко… уже близко…

- Га-арри, - застонал он, содрогаясь в мучительно-сладком оргазме, - Гарри!

- Тише, Драко… - прошептал Гарри, успокаивающе поглаживая его по голове, ловя его искусанные губы своими, - тише…


Теплые волны наслаждения продолжали прокатываться по телу, пока Драко стоял, плотно прижимаясь к Гарри, а Гарри никуда не уходил, и молчал, бережно обняв его, словно самое дорогое в мире сокровище.

Да он и есть самое дорогое в мире сокровище, подумал Гарри.
Он осторожно приподнял голову Драко со своего плеча, и мягко поцеловал его в щеку, ощущая губами нежную, холодную кожу. Потом отвел с его лица растрепавшиеся волосы, коснулся губами лба… потом виска… опущенных, дрожащих век и ресниц… снова щеки… мягких, податливых губ, раскрывшихся навстречу его языку.



- Гарри! – раздалось невдалеке, - ты где?

Драко вздрогнул, распахнув глаза.

- Черт, - буркнул Гарри, нехотя разжимая объятья, - как они меня достали.



* * *
 

Хогвартс, 13 декабря 1995 года


С утра Вано был каким-то мрачным и грустным.
На завтраке в Большом Зале он сидел, уткнувшись взглядом в тарелку с овсяной кашей, и ковырялся в ней ложкой, предварительно измазанной в томатном соусе.
Сначала Гарри не придал этому значения, потому что Вано, в принципе, всегда ел все вперемешку.
Но потом, когда Дершнайдер с напрочь отсутствующим видом начал намазывать горчицу на пирожное со взбитыми сливками, Гарри забеспокоился.

- Вано, с тобой все в порядке? – спросил он, упреждая юношу в поедании этого кошмарного блюда.

Вано, словно выйдя из забытья, перевел взгляд с Гарри на пирожное, положил его обратно на тарелку и как-то слишком поспешно и беззаботно произнес:

- Все в норме!

Однако в обед его настроение никуда не улетучилось, и стало, похоже, еще поганее. В «Базу» он не пришел, чем вызвал крайнее возмущение Рона, решившего устроить забастовку барабанщиков.
И когда Гарри, хоть и не уверенный в своем решении, пошел в гриффиндорское общежитие, то на полпути наткнулся на Ричи, возникнувшего чуть ли не из воздуха.

- Ты не знаешь что с Вано? – сходу спросил Гарри

Ричи нахмурился, потом откинул с глаз свою чересчур длинную салатовую челку, и тихо произнес:

- Его отец умер в этот день.


И для Гарри уже перестал стоять вопрос о том, надо ли идти к Вано.


- Вано, это я, Гарри, - произнес он, постучав в дверь спальни шестого курса.

- Угу, - сказал Вано с другой стороны двери, и Гарри расценил это как разрешение войти.


Вано лежал на кровати, положив перед собой что-то, издали напоминающее книгу, и рассматривал ее страницы.

- Ну заходи, чего ты как бедный родственник в дверях встал, - улыбнулся он, отняв взгляд с книги.

Гарри улыбнулся в ответ и, пересекши комнату, присел рядом с Вано.
Книга оказалась альбомом с колдографиями.

- Это твой отец? – спросил Гарри, показав на одну из колдографий.
- Ага, - на губах Вано появилась немного грустная улыбка, - на последнем курсе Хогвартса.

Гарри видел, с какой нежностью и грустью смотрит Вано на колдографии его отца, и понимал, что он сам, наверное, точно так же разглядывал альбом, подаренный ему Хагридом на далеком первом курсе.

- Вы с Ральфом так похожи на него, - тихо произнес Гарри, глядя на изображение 18-летнего отца Вано.

Он выглядел почти так же, как Ральф на колдографии в Гриффиндорской гостиной, только черты лица были чуть грубее и волосы прямыми, собранными в гладко зачесанный хвост. Юноша улыбался, и в его глазах был такой знакомый Гарри озорной огонек.

- Похожи, - как эхо повторил Вано, - только волосы мамины.

Он перевернул страницу, и на ней была колдография красивой черноволосой девушки, стоящей у старой арбы. На ней было пестрое цыганское платье с узким корсетом, запястья перехватывали браслеты, и из-за занавеса длинных кудрявых волос проглядывали золотые серьги-кольца с присоединенными к ним монетами.

- Моя мама – наполовину цыганка, - пояснил Вано, развевая возникавшие у Гарри вопросы насчет девушки.

Девушка у арбы заулыбалась, будто услышав слова сына, и откинула назад пышные волосы. На миг Гарри показалось, что он услышал мелодичный звон ее браслетов и серег.
Еще одна перевернутая страница, и взгляду Гарри предстала, наверное, самая красивая пара, какую он видел за свою жизнь.
Здесь мать Вано, еще совсем юная, наверное, ровесница Гарри, сидела на высоких качелях под сенью цветущей яблони, а за ней стоял отец Вано – высокий, статный, обнимающий девушку за плечи.
У нее была чарующая, восточная красота – черные, кажущиеся огромными глаза, обрамленные густыми черными ресницами, нежный изгиб розовых губ и водопад длинных кудрявых волос; а его красота была скорее холодной, северной. Настоящей мужской, строгой красотой, той, что смешалась в его сыне с нежными чертами матери-цыганки.
И только взгляд синих глаз разбивал этот лед красоты – глаза смеялись, и в них плясали счастливые огоньки.
Наверное, потому, что рядом была эта девушка, похожая на гибкую лань.


Еще несколько перевернутых страниц жизни, и Гарри заметил, что Вано очень грустно улыбается, и его глаза влажно поблескивают. Сердце заныло, и Гарри не мог понять, почему в нем возникла внезапная нежность к этому печальному юноше, склонившемуся над фотографиями разрушенного счастья.
Нет, не та нежность, требующая целовать и ласкать, а другая, больше похожая на братскую – хотя Гарри никогда не знал, что значит быть кому-то братом.
На плед бардовых оттенков сорвалась блестящая слеза, и Гарри осознал, что совсем не хочет видеть Вано в таком состоянии, точно так же, как не хочет видеть Драко одиноким.

- Вано, - Гарри потянулся рукой к щеке юноши, размазывая дорожку, прочерченную слезой на щеке, - ну чего ты…

- Я… прости, ничего… просто отец… он…

- Я знаю, Вано, - мягко произнес Гарри, - знаю.

И в следующую секунду он сделал то, что, наверное, делают все братья в мире – просто обнял Вано, словно защищая от тяжелых лишений, настигших его в этом жестоком мире.
Потому что Гарри слишком хорошо знал, что такое потерять самых близких людей.

Сейчас он понял, почему все это время никак не мог понять, кем же все-таки он хочет видеть Вано – другом или любовником.
Вано никогда не был для него ни тем, не другим – он всегда, с самого момента их знакомства был больше, чем друг, и если сначала Гарри списывал это на сексуальное влечение или любовь, то теперь он осознал, что да, это действительно любовь – только братская любовь.


* * *


Вечер Драко встретил, пытаясь прибраться в своей итак наичистейшей спальне. Пытаясь отвлечься от того, что произошло на уроке Травологии.
В тысячный раз применяя очистительное заклинание к уже и без того сверкающему зеркалу, Драко старался не смотреть на свое отражение с потрескавшимися губами и засосами на шее.
И против своей воли все-таки вспоминал…


- И что нам теперь делать, - спросил он, когда Гарри позвали еще раз.

Гарри, словно в неведении, развел руками. Мантия распахнулась, и Драко заметил темное пятно на его джинсах.

- Моя? – снова спросил Драко, взглядом указывая на пятно.
- Нет, - Гарри покачал головой и улыбнулся

- Значит, твоя… - неуверенно начал Драко, - ты что…

- Да, Малфой, и я тоже, - Драко показалось, что Гарри произнес это слегка раздраженно и нетерпеливо.

И эти интонации вернули его в реальность. Внезапно все, что он делал сейчас с Поттером, обернулось просто непереносимой глупостью и чуть ли не унижением. Надо было срочно исправлять положение, хотя что-то в глубине душе отказывалось сделать хотя бы шаг от Гарри, а требовало, похоже, наоборот, шагнуть в его объятия.

- Чудесно, Поттер, - произнес Драко, справившись с чувствами, - просто чудесно.

И, запахнув мантию и воротник, Драко резко развернулся и пошел в сторону приближающихся учеников.
Когда они уже выходили из запретного Леса, он заметил, что Поттер воссоединился со своими почитателями, но теперь уже не развлекал их, а просто тихо беседовал о чем-то с Уизли.
Потом, словно почувствовав, что Драко смотрит на него, метнул на него короткий взгляд. Взгляд, полный непонимания и чуть ли не обиды.




Поттер, когда ж ты оставишь меня в покое? – подумал Драко, смахивая несуществующую пыль с рояля.
Взгляд уперся в вазу с увядшей розой.
Вот уже месяц она стояла здесь, забытая Драко, и не замечаемая вездесущими домовыми эльфами.
Когда-то она была белоснежной, она благоухала тонким ароматом нежности, но даже сейчас, когда ее листья стали такого же цвета, что и засохший светло-соломенный бутон, она не потеряла своей прежней красоты.
Странно, Драко каждый день видел ее, каждый день говорил себе, что ее нужно выкинуть, и…
И каждый день оставлял все так, как есть.

Так же, как и оставался неизменным туман его чувств к Поттеру. Драко не пытался ни уйти обратно к ненависти, ни развить короткие мгновения нежности и страсти во что-то большее.

Да и нужно ли было…

Глаза светловолосого юноши в кристально-чистом зеркале говорили – нужно.
А тот юноша, что стоял перед зеркалом, пытался убедить себя, что его отражение – это всего лишь оптический обман, и та нежность и грусть, поселившаяся в серо-голубых глазах, не имеет абсолютно никакого отношения к его желаниям. Что все это – чужие мысли и чужие чувства.



КОНЕЦ ГЛАВЫ.

                                                                    Предыдущая | На главную | Следующая